Христианские страницы


Христианские страницы




Rambler's Top100


Андре Миллер. "История христианской Церкви"


ВТОРОЙ ТОМ. Глава 6


Реформация в Германии


Единственное господство латинской или римской церкви теперь подходит к концу. Начиная с владычества папы Грегора Великого, оно длилось почти тысячу лет. Конечно же, от блеска и великолепия, каким оно владело однажды под папством Грегора Седьмого, оно уже безвозвратно потеряло многое, но все еще успешно утверждало свое право господства над государством и церковью. Однако уже наступило время, когда народы, так долго стенавшие под гнетом, сбросили его и потрясли папство, отняв у него, по крайней мере, большую часть его добычи.

Как мы видели в предыдущем отрывке, уже почти триста лет Бог Сам пролагал путь для исполнения Своего благого совета через школы, переводы, существенные изобретения и прежде всего через невыносимый деспотизм самой римской церкви. Когда это было уже подготовлено, то стало достаточно слабого сосуда в руках Великого Вседержителя, чтобы курящийся огонь превратить в ярко пылающее пламя, а человечество - в страшно бушующее море. Характерной чертой способа действия Бога является то, что Он достигает великих результатов незначительным орудием и малым средством, чтобы выставить на свет не человеческую силу и власть, но Божью, чтобы вся слава принадлежала Ему. Человеком, которого избрал Бог, был Мартин Лютер. Он был определен собрать богатый урожай Реформации. Это стоило больших усилий и трудов, пока не было подготовлено поле, и многие достойные люди в течение столетий отдавали свои жизни для продвижения этого труда; было пролито немало крови. Но они не получили привилегий, по крайней мере, в этом мире, увидеть плоды их труда, вкушать от них.

В течение последнего тысячелетия папство более или менее постоянно вело борьбу с единичными свидетелями Христа; теперь же папство и протестантство стояли лицом к лицу. Мы ныне едва ли можем представить, какую всеохва тывающую власть имело папство в средневековье. Римское духовенство, включая и монашество, составляло отдельный класс людей, совершенно отличный от остального человечества. Глубокая непроходимая пропасть отделяла его от так называемых мирян. Образ жизни, законы, права и общественные порядки обоих классов были весьма различны, да и нередко просто взаимоисключающие.

Воспитание и образование, насколько можно эти слова применить к тому времени, были исключительной привилегией духовенства. Если кто жаждал причаститься к образованию, то мог достичь этого не иначе, как только через примыкание к монастырю или церкви. Университеты, школы, можно сказать, вся область человеческого образования находилась под властью духовенства. Вторая большая часть человечества, миряне, содержалась под полным мраком невежества и незнания. Горе человеку, который бы осмелился указать новый путь получения образования, свободы и власти! Малейший лучик света тотчас гасился, а человек, от которого исходил этот свет, обвинялся в волшебстве и ереси и подвергался гонению и уничтожению.

Только священники могли читать и писать, сочинять доклады и составлять законы. Вследствие своего положения и духовного превосходства они имели доступ в придворные штаты, в государственный королевский совет и были в качестве уполномоченных и послов. Однако не только контракты и конвенции короля были им доподлинно известны, но исповедальня давала им знать сокровеннейшие мысли всех, будь то высокопоставленный или слуга, богатый или бедный. Ни малейшее дело не было сокрыто от них, да едва ли какое намерение или умысел оставался сокрытым от них. Хотя можно было бы сетовать наедине о жадности, гордости и безнравственности священников, они все же оставались людьми высшего авторитета, чей оправдательный или обвинительный приговор имел весьма устрашающую силу и власть. Несмотря на их недостойное житие, святые таинства, совершаемые ими, не теряли значения. Усомниться в истинности и власти священника или же пренебрегать ими рассматривалось как ужаснейшее преступление, которое заслуживает смертного приговора здесь и вечной погибели в вечности.

Сам папа, как повсеместно этому верили, в своей персоне заключил высшую власть в религиозных и политических делах. Власть кесарей и королей была якобы производной изначальной папской власти. Папа был облечен божественным авторитетом, чтобы по своему усмотрению господствовать над царями и народами. Однако, прежде всего, он был уполномочен сохранять неприкосновенность веры, будь-то перенятой им от своих предшественников или же установленной им самим как главой церкви; выступать против какого бы то ни было уклонения дерзнувших усомниться в его высшем назначении и правах; обращаться с такими как с бунтарями и преступниками вплоть до отлучения от церкви. Он присваивал себе право во всякое время претендовать на мирское управление, а правители без всякого притязания на компенсацию обязаны были доставлять папе деньги, людей, да и свои собственные интересы приносить в жертву ради исполнения папских приказаний.


Состояние церкви к началу шестнадцатого столетия


В начале шестнадцатого столетия авторитет и власть духовенства были еще достаточно велики, так что казалось невозможным победить их. Все находилось в зависимости от духовенства; священники господствовали над душами людей и по произволу своему царствовали над всей их жизнью в этом мире и в вечности. Однако весьма знаменательно отметить, что именно в это самое время, казалось, что ни с какой стороны для римской церкви даже не предвидится серьезной опасности. Начиная с самого Ватикана вплоть до малейшей церквушки, покой и господство римской церкви казались полностью обеспеченными. Различные ереси и мятежи, которые несколько столетий были полем сражения, истреблялись и подавлялись огнем и мечом, жалобы и просьбы их верных детей беспощаднейшим образом были приведены в молчание. Где теперь были Вальденсы, альбигойцы, беггарды*, лолларды, богемские братья и другие многочисленные секты? Они были истреблены жесточайшими мероприятиями папства или же, по крайней мере, вынуждены были вести тайный, тихий образ жизни. Конечно же, в затаенности поднимались некоторые недовольные голоса против несправедливости, лживости и деспотизма римского двора, а так же против преступлений, невежества и развращенности всего духовенства. Правда, верные сторонники папства, то тут, то там выступали с серьезными предупреждениями, но этот ропот стал настолько привычным, что никто не обращал никакого внимания на предостережения. Не мог ли папа, если бы ему захотелось, погасить это недовольство оказанием им благосклонностей или же строгими наказаниями заткнуть им рот? Почему позволялось подобное?

* Беггарды возникли в 11 столетии сначала в Нидерландах, как объединение женщин, которые, не связывая себя монастырскими правилами, вели тихую созерцательную жизнь. Их цель состояла в том, чтобы жить чисто и беспорочно и заниматься христианской благотворительностью. Они называли себя бегуинами, а так же бегтинами и изначально были последовательницами святой Бегги, или Бегабы. Они жили в одиноких избушках, выстроенных обязательно за свой счет совместно. Основной, так называемый двор бегуинов, был обнесен стеной и состоял под надзором самоизбранной начальницы. Вначале тринадцатого столетия возникли подобные объединения так же из мужчин. Эти же, в отличие от женских объединений, называли себя беггардами. (Название исходит так же от имени прославленного священника, Ламберта ле Бегуес или Бегге, который примерно в 1180 году жил в Льеже и проповедовал против развращенного духовенства). Примечание переводчика,

Это было время, которое описано в Откровении, 18: "Ибо она (великая блудница, развратившая Церковь) говорит в сердце своем: сижу царицею, я не вдова и не увижу горести!" (ст. 7) Она беспечно взирала на, внешне кажущиеся несокрушимыми, свои бастионы и защитников ее власти, "славилась она и роскошествовала". Она хвалилась своей знаменитостью и богатством. Она уверена, что будет царствовать и никакой перемены с ней не произойдет. В своей надменности она говорит: "Не увижу горести!" - и совершенно не слышит голоса Того, Кто пронизывает ее Своими очами: "Выйди от нее, народ Мой, чтобы не участвовать вам в грехах ее и не подвергнуться язвам ее, ибо грехи ее дошли до неба, и Бог вспомянул неправды ее" (ст. 4,5).

Наступило время, когда это пророчество должно было быть исполнено хотя бы частично. Повсеместное спокойствие было подобно тишине перед великой бурей. Как раз именно в тот момент, когда Рим думал, что все находится в безопасности, что установлен нерушимый порядок, приблизился его конец. Сам Бог выступил на арену жизни. Но каким же образом? Послал ли Он Своего сильного предводителя Ангелов связать его, чтобы положить конец надменности и тирании его, с каким он губил души и тела людей, и ответить громогласно на молитвы истинных членов Господней Церкви о Реформации ее? О, нет. Мы уже видели, что Бог не поступает подобным образом. Он не прибегает к таким мощным средствам, чтобы исполнить Свои намерения. То, чего не могли достичь сильные правители своими мощно снаряженными легионами. Он совершил через безвестного саксонского монаха величественно и чудно.

Его имя мы уже упоминали неоднократно, это - Мартин Лютер из Эйслебена. Это был голос Божий, который должен был разбудить Европу к великому труду и расставить служителей по местам. Но чтобы нам иметь верное представление об этом орудии Божьем и о благодати, которая воспитала и сделала его способным на это, мы должны обратить наше внимание на первые годы жизни этого замечательного человека Божьего. "Первые годы жизни человека, - замечает Мерль д'0бине весьма верно и кстати, - в которые он развивается и под рукой Божьей совершенствуется, всегда очень важны. Это, главным образом, видно в жизни Лютера. Уже в ней происходила совершенная реформация. Различные преобразования этого процесса происходили одно за другим в душе того, который был Его орудием, прежде чем это могло проявиться уже во внешнем мире. Только Тот, Кто произвел реформацию в сердце самого Лютера, имеет ключи к Реформации Церкви. Таким образом, мы рассмотрим вначале реформацию самого Лютера и только затем приступим к рассмотрению фактов, каким образом было преобразовано христианство" (Мерль д'0бине, том 1, стр. 139).


Первые годы жизни Лютера


Мартин Лютер происходил из бедной, но порядочной семьи, которая долгое время жила в Мере, небольшой деревушке в Тюрингии. "Я сын крестьянина, - имел он обыкновение говорить, - мой отец, мой дед и мой прадед были честными крестьянами." Отец, Ганс Лютер, вскоре после женитьбы покинул Меру и двинулся в Эйслебен. Здесь и родился Мартин Лютер 10 ноября 1483 года. Это было под вечер накануне дня святого Мартина. На следующий день отец понес своего первенца крестить в церковь Петра, и тут он был наречен Мартином в честь святого Мартина.

Ганс Лютер был честным, работящим человеком, прямодушным и искренним, хотя и унаследовал резкий твердый характер, который зачастую мог казаться упрямством. Он очень любил читать и обогащал свои познания изучением всего, что можно было прочитать и что попадало в его руки. Одаренный светлым проницательным умом, он достиг в образовании и познаниях гораздо больших высот, нежели большинство людей его положения. Его жена Маргарита была благопристойной и богобоязненной, почитаемой своими соседками образцом благодетели.

Когда маленькому Мартину исполнилось шесть месяцев, Ганс Лютер отправился со своим небольшим семейством в Мансфельд. "Здесь отец был дровосеком, - рассказывал позднее Лютер, - и моя мама часто носила дрова на своей спине, чтобы прокормить нас, детей." Однако Господь в свое время вывел их из этой гнетущей нужды. Ганс Лютер нашел хорошо оплачиваемую работу в руднике в Мансфельде и через усердие и бережливость мало-помалу достиг относительного благосостояния. Всеобщее уважение своих сограждан он обрел в такой степени, что его избрали в городской совет. При таком авторитете в сочетании со справедливостью характера и проницательностью ума ему было легко проложить себе доступ в лучшее общество в своей округе.

Заветным желанием отца было сделать своего первенца ученым, потому он не забывал заботиться о его домашнем воспитании. Когда Мартин достаточно подрос, чтобы понимать, он беседовал с ним о Господе Иисусе и часто молился с ним около его постели. Малыш очень рано попал в школу. Его первым учителем был Георг Эмиль, местный школьный учитель. У него он выучил катехизис, десять заповедей, апостольское исповедание веры, молитву Господню и первые элементы латинского языка. Однако по жестоким обычаям того времени бедный маленький Мартин получал свое воспитание под многими жестокими наказаниями. Однажды, как рассказывает он сам, Эмиль, который не щадил мальчика, высек его пятнадцать раз за одно утро. Мартин вообще с самого раннего детства проходил суровую школу бедности, трудов и страданий, таким образом был воспитан и подготовлен для его позднейшей меняющейся жизни. Обращение, которое он находил дома, едва ли было хоть немногим мягче, чем со стороны учителя.

"Его отец, - пишет один из его биографов, - единственным средством морального и духовного воспитания рассматривал довольно строгие наказания и запугивания, что и практиковал долгое время неизменно, даже его мать следовала методу такого воспитания с великим усердием, так что она наказывала мальчика даже до крови". Пламенный и вспыльчивый нрав Мартина в этом отношении давал многие и частые причины для наказания. "Мои родители, говорил позднее сам Лютер, - обращались со мной жестоко, что сделало меня боязливым. Однажды мама наказала меня за лесной орех так жестоко, что текла кровь. Они от всего сердца считали это благом для меня, однако они не умели различать духов, что весьма необходимо, чтобы знать, кого, когда и как нужно наказывать" (Мерль д'0бине, т. 1, стр. 144; Ваддингтонская Реформация, т. 1, стр. 31).


Второй период в жизни Лютера


Когда Мартин в 1497 году достиг четырнадцатилетнего возраста и изучил все, что могла дать латинская школа в Мансфельде, его отец решил послать своего многообещающего сына во францисканскую школу в Магдебург. Это было для нашего Мартина радостной переменой жизни. Увидеть мир и, прежде всего, научиться еще большему - это было его страстным желанием. Однако суровая школа, которую он проходил в Мансфельде, на этом еще не была закончена. Он увидел себя в Магдебурге среди чужих, без Друзей, без денег, даже не имея потребного пропитания. Его бодрость начала исчезать. Измученный прежним суровым обращением с ним в Мансфельде, он трепетал перед своими учителями. В свои свободные от обучения часы он вместе с другими бедными детьми попрошайничал у дверей домов сострадательных горожан. Он рассказывал сам, как однажды в рождественский день со своими товарищами по несчастью ходил по близлежащим к Магдебургу деревням и пел песни о Младенце Христе, родившемся в Вифлееме. Из одного крестьянского дома, стоящего на краю деревни, на звуки их песни вышел высокий, широкоплечий крестьянин и своим сильным зычным голосом серьезным тоном спросил: "Где вы, мальчики?" Это нагнало на них такой страх, что они пустились бежать так быстро, как только могли нести их ноги. Их сердца из-за угроз и жестокости, с какой обращались тогдашние учителя со своими учениками, были настолько пугливы, что они смогли подойти к тому крестьянину лишь тогда, когда он приветливо пригласил их обратно, чтобы вручить им рождественские подарки, приготовленные именно для таких детей.

В Магдебурге Мартин пробыл один год до тех пор, пока трудности найти пропитание стали настолько великими, что он, получив от родителей разрешение, оставил город и отправился в Эйзенах, где была такая же хорошая школа и где в то же время жили родственники по линии матери. Однако они либо невзлюбили Мартина, либо сами были бедны так, что не могли ему помочь. Таким образом, бедный ученик и здесь вынужден был зарабатывать себе хлеб духовными песнопениями и попрошайничеством. Такой способ выживания в высшей степени смирял и унижал Мартина. Ругань и от ворот поворот, которые он нередко получал вместо куска хлеба, почти разбивали его сердце. Нередко он наедине проливал слезы и не знал, что делать дальше. "Должен ли я оставить все свои надежды на воспитание и образование? Должен ли я снова возвратиться в Мансфельд и навсегда закопать себя в руднике?" Эти вопросы возникали все чаще и громче в сердце молодого студента. Однако был Некто, Который бодрствовал над ним, хотя Мартин Его все еще не знал, и Этот Некто предусмотрел для него иной рудник, чем в Мансфельде. Десница Любящего Отца вела его и тщательно взвешивала тяжесть любого испытания, и враг не мог приложить ни единого фунта тяжести более, чем это было определено Богом. Бог растил Своего будущего служителя в школе превратностей и тотчас, как только он выучил свой урок, награда не миновала. Наступил кризис в жизни Лютера, наступило время, когда на долю Мартина должно было выпасть облегчение.


Лютер и праведная Урзула


Когда Лютер однажды после окончания занятий возвращался домой и по обыкновению просил у дверей о хлебе насущном, от трех домов его прогнали. В высшей степени огорченный и убитый, он остановился на улице Георгмаркт перед дверью одного дома. Он почти испугался, когда открылась дверь и на пороге появилась женщина, которая приветливым голосом пригласила его войти в дом. Это была добросердечная Урзула, жена Конрада Котты, скромного жителя Эйзенаха. Они видели молодого Лютера уже не раз в церкви, и им всегда нравилась серьезность, чистота и вдохновенность звучания его голоса. Когда же она увидела этого юношу стоящим около их дверей в таком безутешном расстроенном состоянии духа, то почувствовала в себе желание пригласить его в дом и подкрепить пищей и питьем. Конрад не остановился на благожелательном угощении его женой этого юноши, но Мартин настолько понравился ему, что он вскоре принял его в свой дом, как родного сына. Освобожденный от гнетущих забот, в кругу христианской семьи своих благодетелей, воспрял и ожил дух молодого Лютера новыми надеждами и новыми жизненными силами. Началось счастливейшее время в его жизни. Бог всякой благодати открыл сердца и руки доброй Урзулы и ее мужа в точно назначенное Им время, чтобы бедный изнемогший юноша получил уютный семейный очаг. Едва ли нужно подчеркивать то обстоятельство, насколько глубоко запала любовь в сердце Лютера и что она ни в коем случае не потеряет своей награды.

К своим обучениям по литературе и естествознанию, которые он теперь проходил с обновленной свежестью, он присовокупил еще и музыку. Из любви к ней и из благодар ности к своей приемной матери, которая была так же великой любительницей музыки, в свободное свое время Лютер учился играть на флейте и на лютне. Игру же на лютне он сопровождал своим мелодичным голосом, а жена Котты слушала это с наслаждением. До самой старости осталась в нем любовь к музыке, и это было в утешение во времена бедствий и страданий; позднее он написал много мелодий. Целый ряд прекраснейших и возвышенных церковных песен сочинено им и положено на его музыку.

В атмосфере благожелательности в семье Котты характер Лютера, естественно, сильно изменился. Бедствие его было позади, боязливость исчезла, его пугливый нрав обрел покой, его путь стал радостным и счастливым, его выдающиеся способности в сочетании с радостным от природы характером превратили его во всеобщего любимца в школе францисканцев. Так прожил он четыре счастливых года. "Он превзошел всех своих сокурсников, - пишет Меланхтон, - своим красноречием и поэтическим дарованием, а также в прозе, в стихах." Требоний, приор монастыря и председатель коллегиума, был весьма благосклонен к усердным способным ученикам, так что и для Лютера не было иного учителя, который был более любим им, чем этот ученый и обходительный человек. Требоний отличался от всех своих коллег уважительным и тактичным обхождением со студентами. Входя в учебный класс, он имел обыкновение приветствовать студентов снятием с головы клобука. Когда однажды другие преподаватели высказали ему об этом чуждом для них обыкновении, он ответил: "Среди этих мальчиков есть некоторые, кого Бог однажды возведет до положения бургомистров, канцлеров, докторов и чиновников. И если вы и не желаете воздавать им должное по их достоинству, то все же было бы нелишне обходиться с ними со вниманием." Молодой Лютер был в это время как раз там, где уважаемый учитель высказывал эти слова, и несомненно позднее часто вспоминал об этом.

Ободренный своими первыми успехами в Эйзенахе, и поскольку он сейчас чувствовал свое обучение обеспеченным, он стремился и далее отличиться в обучении и пополнить свои знания. Поступить в университет было его страстным желанием. Его отец, состояние которого к этому времени улучшилось, был согласен с этим желанием и настаивал только, чтобы он изучал право.


Лютер в Эрфурте


В 1501 году Лютер переехал в Эрфурт. Тамошний университет считался самым лучшим во всей Германии. Лютер достиг восемнадцатилетнего возраста и с пылкой ревностью окунулся в изучение наук. "Мой отец, - говорил Лютер позднее, - поддерживал меня с любовью и старанием в поте лица своего." Один из его биографов отмечает относительно обильной благодарности сына: "Несомненно, ни одна история человечества не рассказывает о труде рук отца, который был бы так славно и обильно вознагражден, как тот значительный, исполненный великим содержанием труд работника из Мансфельда. Каждая капля пота, падающая с его разгоряченного лба по бодрствующему провидению Бога способствовала достижению Его намерения и была средством обогащения духа того, кого Он предусмотрел на великий труд изменения господствующих основ в христианском мире" (Ваддинггон, т. 1, стр. 34).

У нас есть основание полагать, что, кроме единого стремления к познаниям, в это время дух Лютера волновали и другие мысли. Благодатное водительство Божье, которое ввело его в семейство Котты, связь со всем, что он там увидел и чему научился, произвели на него глубокое неизгладимое впечатление. В нем возникло глубокое, отвращение к обучению по Аристотелю, хотя его система обучения в те времена стяжала высокую славу в университетах и преподносилась как одна из лучших, или же более того, как единственное правило для здравомыслия. "Если бы Аристотель не был человеком, - говорил Лютер, - то я не умедлил бы его назвать диаволом!" Так велико было его отвращение к философии ученого грека. Труды великих схоластиков прошлого столетия. Скотта, Фомы Аквинского, Окхама и Бонавентуры были для него единственным средством достижения истинной праведности и солидных прочных знаний. Однако для встречи с неспокойной совестью они были едва ли лучше логики Аристотеля. Тем не менее, по премудрости Бога, для него было необходимо изучить эти труды, чтобы стать способным доказать их полную несостоятельность в отношении служения и поклонения Богу и выставить это на Божий свет. Он изучал также латинских классиков, и поскольку он воспринимал их своим проницательным умом и упорным усердием и был наделен хорошей памятью, то он делал большие успехи и достиг славы искусного ловкого диалектика.

В 1503 году молодой студент получил первую степень академического отличия, так называемого "бакалавра искусств", а спустя два года, в 1505 году, он стал доктором философских наук. После того, как он достиг значительных успехов в различных отраслях знаний, он начал по желанию своего отца обращать внимание на изучение правовых наук. Однако Господь имел нечто другое для Лютера, благодать Его действовала в сердце весьма сильно. В это время он часто пребывал в молитве и имел обыкновение говорить: "Прилежная молитва далеко превосходит усердное обучение," - это отличное правило для студентов-христиан.


Лютер впервые видит Библию своими глазами


Однажды Лютер, по своему обыкновению, находился в университетской библиотеке в Эрфурте. В ненасытной жажде света и спасения он искал нечто новое, и вот рука Божья подвела его к Библии. Он никогда еще не видел такой книги. Он открыл ее, прочитал заглавие, и вот, это была действительно настоящая Библия! Чрезвычайно изумленный и обрадованный, он перелистывал ее с живым интересом. Ему было тогда двадцать лет, он был воспитан праведными родителями, в течение десяти лет жил в христианской семье - и все же никогда не видел Библию своими глазами. Это звучит почти неправдоподобно для ушей протестантского читателя. И тем не менее в католических местностях поныне царствует такое же поголовное незнание Слова Божьего. Библия не имеет никакого места у католических священников в деле воспитания. Лишь некоторые цитаты прочитываются в церкви во время богослужения, и сами добрые католики верят тому, что это и есть вся Библия или, по крайней мере, эти выдержки составляют основную часть Библии.

Однако, даже будучи протестантами, в руках которых драгоценное Слово Божие в неповрежденном истинном виде находится уже многие столетия подряд, мы должны знать, что Библию одним умом понять невозможно. Ибо подобно тому, что сказано: "Кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем? Так и Божьего никто не знает, кроме Духа Божия". Без наставления и силы Святого Духа, живущего в христианах через веру в Иисуса Христа, невозможно иметь истинного понимания Слова Божьего, а также склониться в искренности сердца перед Его авторитетом. На том основании выражение: "Библия, только Библия и единственно Библия!" - как бы это прекрасно ни звучало, неверно и легко уводит в заблуждение. Этот призыв совершенно верен и истинен, если прежде вообще Библии будет сказано о Библии как о пробном Камне или Руководстве. Если полагать, что Библии, как таковой, в самой себе достаточно и что она является собственной истолковательницей, то это неверно, ибо Святой Дух через это был бы практически исключен. Очень много также говорят о "праве персонального суждения" или же "свободном изучении и исследовании". Однако последствия этого нередко весьма печальны! Человеческий интеллект призван быть третейским судьей в религиозных вопросах, гордость и противление откровенной воле Божией есть некоторые злые плоды из его принципов, хотя через него вначале желали выступить против непогрешимости римского духовенства и религиозного рабства мирян.

Погибший и уже приговоренный грешник не имеет никакого права, кроме того, чтобы занять свое место среди погибших. И если Бог соблаговолит говорить к нему, то его обязанность - усердно внимать, только внимать, но ни в коем случае не обсуждать того, что Бог хочет сказать ему. В себе самом он не может иметь никакого мнения о Божественных делах. "Но, - может возразить кто-либо, - почему тогда нам дан разум, если мы не должны им пользоваться?" Мы отвечаем: "Высшая привилегия человека и его лучшее применение, которое он может сделать через свой разум: взять в руки Слово Божие и смиренно изучать его, стремясь познать волю Бога".

Однако нас могут спросить и далее: "Если я читаю Библию со всей тщательностью и старанием, то что может стать для меня порукой того, что я ее понимаю? Моя проницательность ума? Моя способность умозаключений? Применимость Слова ко всему, что во мне и что окружает меня?" - Нет! Лишь тогда, когда я займу в смирении подобающее место покорности. Бог даст мне проницательность и достоверное знание. Бог не может отречься от Самого Себя. Дух Божий никогда не упустит возможности прославить Господа Иисуса, ибо написано: "Кто хочет творить волю Его (Бога), тот узнает о сем учении, от Бога ли оно, или Я Сам от Себя говорю". Это есть благословенный фундамент, на котором может покоиться душа человека, в противовес способности умозаключений новоуверовавших или же, вернее сказать, неверующих людей. Поступать по Слову Божьему - значит, продвигаться в новых откровениях и познаниях. Если мы хотим знать и понимать Его учение, то налицо должна быть решительная готовность исполнять любую Его волю! Человеческая гордость склонна охотно извратить дело! Она говорит: "Прежде, чем я подчинюсь Его воле, я должен досконально понять Его Слово."

И католикам, и протестантам были вверены изречения Божьи; и Святая Книга, Слово Божие, однажды станет основой и масштабом суда для человечества. Исторически же католики завернули эту книгу в плащаницу, заявляя, что она свята, чтобы людские глаза могли бы ее видеть или людские уши могли бы ее слышать. Протестанты же, наоборот, выставили ее снова на свет, распространили по всем странам и сделали так, что ее голос стал слышен во всех селах и городах, на всех улицах и площадях. Рим пустил глубокие корни в легковерие и покорность народных масс, и он господствовал твердо и непоколебимо до тех пор, пока наставления Слова Божьего не стали доступны для ума простого человека. Это произошло по причине распространения Библии. Это движение произошло по изобилию благодати свыше. Дух Святой, Который постоянно свидетельствует об Иисусе, господствующем над всем и всеми, дал Слову речь и голос. Бог был с ним в сосудах, которые Он прежде приготовлял для труда, и Дух Святой был силой благовестия, восприятия и применения Слова в том, что он изливал свет на путь, который ведет во славу, и на тех, кто идет по этому пути, и тем, что Он, с другой стороны, возбуждал убеждение, что сатана со своими пленниками находится в непрерывном мятеже против Бога, увлекая всех в ад.

Однако возвратимся вновь к истории Лютера. После того, как он однажды напился от неиссякаемого источника Божественной истины, он снова и снова бежал в библиотеку. С возрастающей радостью поглощал он неизвестные ему до сих пор части Священного Писания и от всего сердца желал получить это сокровище в собственность. Он изумлялся обилию премудрости, заложенной в Библии, и долго задерживался на ее простых повествованиях. Особенно привлекала его история Анны и молодого Самуила. Однако как бы сильно он ни увлекался и ни вдохновлялся чтением Слова Божьего, тем не менее он был весьма далек от познания пути спасения. Вследствие своего необычного увлечения, а так же желания сдать с честью свой первый экзамен, он впал в опасную болезнь. Смерть со всеми своими ужасами подступала к молодому студенту со всех сторон. К кому же обращался он теперь в своей невежде? "Мария, помоги мне!" - взывал он на протяжении всей ночи громко жалобным, испуганным голосом. Он еще не знал большего Помощника, чем беспорочная Дева Мария. "Если бы я тогда умер, - высказался он позднее, спустя годы, - то расстался бы с этим миром в твердом уповании на Марию." Единственное основание, на котором может покоиться спасение грешника, ему не было преподано, хотя он вкусил заботливое воспитание, какое могли дать родительский дом и церковь, школа и университет.


Лютер становиться монахом


Ободренный знаками почести и уважения, которых он Уже достиг, Лютер, после того, как его здоровье было восстановлено, решил полностью предаться изучению права. Он начал изучать этику Аристотеля наряду с другими отрас лями философии. В то время с ним случилось серьезнейшее происшествие, которое всю его последующую жизнь повернуло в совершенно иное направление. Один из его самых любимых университетских друзей Алексис внезапно умер, возможно, от злодейской руки. Подробности его смерти неизвестны, однако следствия этого весьма известны и важны. Внезапная потеря друга глубоко потрясла Лютера. "Что сталось бы с моей душой, - восклицал он в страхе и трепете, если бы я был так внезапно, без предупреждения отозван?" Ужас смерти, который волновал его на ложе болезни, возвратился к нему с удвоенной силой и переполнил всю его душу. В состоянии этого духовного смятения, когда вопрос спасения его души еще не был разрешен, однажды недалеко от Эрфурта его настигла и потрясла страшная гроза. Молнии блистали то тут, то там, зловещий гром гремел непрестанно. Напуганный сверх всякой возможности, Лютер пал на землю, думая, что это его последний час и что в следующее мгновение он окажется в вечности. В своей нужде он обратился к святой Анне и дал обет, что если Господь исторгнет из этой беды, если Он оставит его в живых, то он оставит этот мир и заключит себя в монастырь на всю оставшуюся жизнь.

Буря мало-помалу стихла, гроза миновала, и Лютер вернулся в Эрфурт живым и невредимым, однако не для того, чтобы продолжить свое обучение; на нем был обет, а Лютер был не таким человеком, чтобы нарушить свой обет. Он оставил свое выдающееся положение, все свои блестящие намерения и перспективы на почести и славу, заменив их на мрачную тишину монастыря. Это не было в те дни чем-то необычным. Если кто серьезно задумывался о спасении своей души, то ради достижения святости, необходимой для встречи с Богом, он должен был примкнуть к какому-либо монашескому ордену. Лютер знал, что этот шаг вызовет недовольство отца в высшей степени; эта мысль глубоко огорчала его, но его решение было непоколебимо твердо. Примерно через четырнадцать дней вышеописанного происшествия, 17 августа 1505 года, он пригласил некоторых своих университетских друзей на прощальный ужин. Когда был уже поздний вечер, Лютер поделился своим намерением с ними, приведя их в изумление. Затем той же ночью, сказав им и всему миру "прощай!", не взирая ни на какие уговоры и возражения, скрылся за воротами эрфуртского монастыря августинцев.

Лютер ничего не мог делать наполовину, спустя рукава. Он оставил своих друзей, свои книги, свое обучение - абсолютно все, и во мраке полночи поспешил к монастырю. "Во имя Бога откройте мне", - взывал он, стуча в ворота. "Чего ты хочешь?" - спросил его брат-привратник. "Посвятить себя Богу!" - гласил ответ. Двери отворились, Лютер вошел, и за ним вновь затворились тяжелые двери. Теперь, полностью отлученный от своих родителей, от знакомых и от всего внешнего мира, он предал свою душу в руки Божьи, и она была теперь в полной безопасности! Таковой была всеобщая вера того времени.


Знакомство Лютера с монашеством


О причинах, побудивших Лютера сделать этот поспешный шаг, он высказался спустя шестнадцать лет подобным образом: "В своем сердце я не был монахом, во мне не было никакого намерения убить страсти и похоть плоти, но мучимый страхом и ужасом смерти я дал чуждый моей воле вынужденный обет." Непосредственно после его вступления в монастырь он отослал в университет свое служебное одеяние; даже свои одежды, в которые он ранее облачался, он снял, чтобы ничего не оставалось, что могло бы напоминать ему о мире, которому он отказал. Отец был в глубоком огорчении от такого поступка сына, эрфуртские друзья впали в высшее оцепенение. И только монахи ликовали; несомненно, их надменности и гордости было весьма лестным, что такой известный доктор наук примкнул к их ордену.

Однако страстное желание молодого монаха к дальнейшему обучению и к достижению высших знаний его внутреннего, хотя и неосознанного стремления получить спасение не соответствовали распорядкам монастыря. Едва он вступил туда, несмотря на его высокую известность и славу, которые он имел в университете, он был привлечен к нижайшим монастырским обязанностям. Он должен был подметать кельи, заводить часы, открывать и закрывать ворота, исполнять обязанности привратника и домработника. Однако и это было еще не все. Прославленный доктор философии должен был быть унижен даже публично. Если бедный монах, несмотря на множество тяжких обязанностей в монастыре все же надеялся иметь хоть немного времени, чтобы отдохнуть и заниматься своими любимыми книгами, то он был вынужден повесить на себя суму и идти в город побираться для пропитания монахов. "Что? - говорили монахи. - Монастырю не нужны штудирующие книги! Ему нужны бравые работники, которые выпрашивают по домам хлеб, яйца, рыбу, мясо и деньги!" Так молодой монах взял в руки суму и ходил от дома к дому по улицам Эрфурта, где его все знали как известного доктора философских наук и искусства, любимого всеми.

Это была суровая школа унижения для нашего Лютера, однако, вне сомнения, это было допущено вышним провидением, чтобы он через личный опыт имел подробное знакомство с жизнью монахов и всеми их заблуждениями, которые он никогда не увидел бы на ином пути. Притом через эти превратности, напасти и искушения были выработаны выдержка и сила воли, которые весьма пригодились ему в последующей жизни и отличали его во всех его делах. И все же ему недолго пришлось исполнять такую унизительную работу. Университету было весьма стыдно видеть, как их бывший сотрудник, почтеннейший коллега ходит по городу и выпрашивает подаяния под каждой дверью. Приору монастыря был предъявлен протест, и Лютер был освобожден от обязанности попрошайничать.


Обращение Лютера


После того, как Лютер таким образом обрел облегчение, с новыми силами он опять обратился к занятиям. Читать и размышлять о прочитанном - это было его радостью. Прежде всего он обращал внимание на труды отцов церкви, особенно написанные Августином. В одном уголке монастыря находилась Библия, укрепленная на цепочке. Туда приходил молодой монах, как только было возможно, чтобы читать Слово Божие и расширять свои познания о Божественных делах. К этому времени он познакомился с монастырским братом по имени Иоганн Ланге, который владел немалыми познаниями еврейского и греческого языков. У Лютера до сих пор не было еще времени заниматься этими языками. Потому с большой радостью приветствовал он такую возможность познакомиться с древними языками. В своей одинокой келье он начал с помощью высокообразованного для того времени монаха изучать греческий и еврейский языки со всем усердием, положив тем самым, того не ведая, основание для величайшего и самого значительного труда всей своей жизни, - перевода Библии на немецкий язык. К этому времени был опубликован еврейский словарь Ройхлина и оказал ему большую услугу.

Лютер не упускал возможности читать Священное Писание и изучать его, но поскольку он не понимал смысл Слова, то это только умножало внутреннюю нужду. Получить уверенность в спасении своей души - это было пламенным желанием его сердца. Ничто иное не могло дать ему покой. Именно потому он вступил в монастырь и стал монахом, именно потому он непрестанно боролся против злых наклонностей и страстей, которые он обнаруживал в своем сердце, и целыми ночами напролет стоял на коленях на холодном жестком полу в своей келье, именно потому он превосходил всех своих монастырских товарищей бдением, постами и самобичеванием. Однако все это не могло дать ему мира. Это служило лишь тому, чтобы увеличить душевный страх и приблизить его в ужасе сомнений почти до смерти. Через добросовестное упражнение в покаянии его физическое тело настолько ослабло, что он впал в лихорадочное состояние, в котором он чувствовал себя окруженным злыми духами и демонами. С большой ревностью искал он посредством своих религиозных упражнений обрести мир с Богом, однако чем больше он насиловал себя, тем больше он видел себя разочарованным. Он пытался сделать то, что в то время делали тысячи, возможно, только с меньшей искренностью, серьезностью и самоотречением, чем Лютер. Они желали дело, исполненное Христом, сделать самим, взирая на самих себя, на свои чувства, свои дела, на свою рассудительность и претворение в жизнь этого дела. Они были заняты собственным "я", но не Христом и Его совершенным делом. "Ко Мне обратитесь," - говорит Господь; и каков же результат, если кто покоряется этим словам? - Мгновенное, совершенное спасение. "Ко Мне обратитесь и будете спасены. все концы земли, ибо Я Бог и нет иного" (Исаия 45,22). Всякая душа должна склониться перед этой истиной, прежде чем она сможет вкушать сладости мира с Богом. Однако Лютер тогда был совершенно не знаком с возвышенной простотой и славой Евангелия благодати Божьей.

В течение этого периода своей истории Лютер не знал никакой жертвы, которую он почел бы слишком большой, лишь бы она смогла воздвигнуть ту святость, которая была бы достаточной для спасения души в настоящее время и гарантии блаженства в вечности. В последующие годы, когда он лучше познал путь спасения, он написал в письме к герцогу Георгу из Саксонии: "Я действительно был праведным монахом и строго придерживался правил моего ордена, гораздо строже, чем это я могу выразить. Если бы кто-либо из людей смог бы войти в небо через свое монашество, то первым бы был я. Все члены ордена, знавшие меня, могли бы засвидетельствовать об этом. Если бы я и дальше продолжил это, то через ночные бдения, молитвы, посты и другие дела до смерти замучил бы себя". Его ревность достичь небесного гражданства своими заслугами в действительности привела его на край могилы.

Когда же он увидел, что все его старания получить мир души были напрасны, его охватила глубочайшая депрессия. Однажды, когда чувство греховности и злобы его сердца достигло наивысшего предела, он закрылся на несколько дней и ночей в своей келье и не допускал к себе никого. Один дружелюбный монах, который был несколько посвящен в несчастное душевное состояние молодого монаха, в сопровождении хоровых мальчиков высадил дверь кельи после того, как не получил никакого ответа на неоднократный сильный стук в дверь. Испуганный монах поспешил к нему, чтобы усиленной тряской вывести его из глубокого оцепенения, но все было напрасно. Тогда он вспомнил, как искренне любит его друг музыку, и приказал мальчикам петь. И действительно, стройный звук их голосов сотворил чудо, мало-помалу в молодом монахе восстановились сознание и жизнь. Однако тяжкое бремя не спадало с сердца и его совести. Для этого требовалось более, нежели стройная мелодия песни, для этого требовалась небесная музыка Евангелия нашего Господа и Спасителя. Момент, когда он должен был услышать это, был близок.


Лютер и Штаупиц


Иоганн Штаупиц, которого Бог пожелал послать к Лютеру с благой вестью, был генерал-викар августинского ордена по всей Германии. Составители истории говорят о нем почтительнейшим образом. "Он был знатного происхождения, пишет Ваддингтон, - однако намного более знаменит и почитаем был он из-за своего ораторского красноречия, справедливости характера и обширности познаний, а также чистоты своего жизненного хождения." В высшей степени достойно благодарности Богу то обстоятельство, что мы находим такого богобоязненного благочестивого человека облеченным весьма высокой должностью в то время, когда растление папства достигло своего апогея. Он оказывал великое и, да будет подчеркнуто, благотворное влияние на свое окружение. Под его покровительством и руководством Фридрих Вайзе, курфюрст из Саксонии, в высшей степени стяжавший любовь и уважение его, основал университет в Виттенберге.

Именно в тот момент, когда душевный страх Лютера возрос до предела, было назначено посещение генерал-викара в эрфуртский монастырь, чтобы произвести там основательную инспекцию. Изможденное тело, меланхолическое выражение лица и прежде всего отчаянная внутренняя борьба, выдаваемая взглядом молодого монаха, привлекли к себе внимание викара. Он занялся более им, нежели тем что он должен был делать, и своими полными любви вопросами ему удалось открыть уста угрюмого монаха и получить исчерпывающее представление о его подавленном состоянии. Штаупиц некогда и сам проходил подобную полосу борьбы, а потому и был в состоянии указать своему несчастному подопечному верный путь. Ласково, по-дружески он пытался наставить и утешить его. Он предупредил его, что его надежды на свой обет и добрые дела перед Богом весьма суетны и устоять не могут и что он может быть спасен только через благодать и милосердие Божье. Притом он указал, что эта благодать Божья совершеннейшим образом явилась в том, что Бог отдал Сына Своего Единородного, и она Писанием доказывает, что Он оправдывает всех, кто воистину верит в Иисуса Христа и пролитую Им кровь. Прежде чем Штаупиц покинул монастырь, он обрадовал Лютера, подарив ему Библию, ту самую драгоценную книгу, которую он так долго желал получить в собственность, и дал ему добрый совет: "Да будет главным твоим занятием изучение Писаний." Угрюмую мрачную душу Лютера пронзил луч Божьего света. Беседы и общение с генерал-викаром послужили для него великим утешением, однако истинный мир Божий для него все еще был неведом. Ожесточенная борьба продолжалась до тех пор, пока наконец его тело не надломилось от нее. Во второй год своего пребывания в монастыре он заболел весьма сильно, так что его вынуждены были вынести в больничную келью. Все ранние страхи вновь возвратились к нему при приближении смерти. Он все еще не был знаком с совершенным подвигом Христа для всех верующих. Страшный вид его вины, требования праведной святости Бога и закона переполнили его ужасом. Он не был обычным человеком, и поскольку он, проходя испытания, в своем окружении не мог найти никого, кто бы понимал его или же имел какое-либо понимание об этом, то он был совершенно один; не было ни одного человека, которому он мог бы открыть свое сердце.

Однажды, когда он истаивал на своей постели от нападающих на него со всех сторон сомнений и страхов, его посетил один старый монах. Это посещение должно было оказать решающее действие на Лютера и принести ему благословение. Побежденный сердечными словами и искренним сочувствием, Лютер раскрыл перед ним все свое сердце. Старец не мог ответить на все вопросы испуганного больного, но он знал действие веры, и он вновь и вновь повторял слова из так называемого исповедания апостольской веры: "Я верую в прощение грехов". Эти немногие простые слова явно по благословению Господа послужили к тому, чтобы повернуть дух Лютера от оправдания по добрым делам к оправданию по вере. С самого раннего детства он знал эти слова, но, подобно тысячам номинальных христиан на протяжении многих столетий, он твердил их бессмысленно. Сейчас они наполнили его сердце надеждой и утешением. Тихо повторял он многократно эти слова, стремясь обрести в них глубину и силу. "Невозможно не верить тому, - прервал его монах, - что грехи Давида или же апостола Петра прощены, этому веруют и бесы. Заповедь Бога к нам однако та, чтобы мы веровали, что грехи нам прощены. Слушай, что говорит святой Бернард: "Свидетельство Святого Духа к твоему сердцу есть: прощены тебе твои грехи". С этого момента в сердце Лютера воссиял свет, шаг за шагом он победно продвигался по пути истины при усердном исследовании Слова Божьего и неустанной молитве.

Обращение Лютера, вне сомнения, было искренним и истинным, однако все же это не было утверждено в нем прочно. Мера и характер истины, в которой он был наставлен Штаупицем и старым монахом, не могли еще защитить его полностью от нападений врага. При таком мизерном познании помыслов Бога, любви Христа, совершенной законченности Его голгофского подвига, свободы от смерти и суда, каким в то время владел Лютер, было возможно, чтобы обращенная душа вскоре стала мучима сомнениями и страхом. Она не может вкушать твердого истинного мира с Богом. Она надеется, в лучшем случае уповает, что спасена, но ей не достает полной определенности веры. И почему так? Именно из-за ее малых познаний о своем погибшем состоянии и деле Христа, абсолютно достаточном, чтобы предотвратить это состояние. "Ибо Он одним приношением навсегда сделал совершенными освящаемых" (Евр. 10,14). Нет места повторениям, нет места повторному кровопролитию, кровь никогда не теряет своей действенности. Мы для ежедневного очищения плоти можем прибегать к воде (Иоан. 13), но понятия о повторном излиянии спасительной крови в Писании нет. Однажды омывшись в этой драгоценной Крови, спасенный, навсегда сделался совершенным., Бог никогда не упустит из виду того, что все грехи совершенно прощены в Нем; Он прославился навеки и всякий враг уже побежден.

До момента встречи со Штаупицем и старым монахом Лютер, выражаясь его собственными словами, "находился связанным пеленами папства и совершенно не был знаком с его растлением." В известном смысле подобное происходит с тысячами душ и в нынешнее время. Они лежат, связанные пеленами их собственной религиозной системы и церковных сектантских представлений, абсолютно не думая когдалибо тщательно испытать это дело на основании Слова Божьего. А между тем благодатная свобода, которой Христос освободил Своих, им совершенно чужда. Лютер был обращен, однако он еще ни в коем случае не покинул дом рабства. Освобождение его души от папского рабства, от его пеленок шло весьма медленно. В то время он почти ничего не знал о преимуществе и благословениях детей Божьих, ни о их положении во Христе. Конечно же, все эти благословения с момента его обращения были его частью, однако он по незнанию своему вкушал их. Как только женщина, страдающая кровотечением, коснулась края одежды Господа, тотчас исчез источник ее болезни. Сила, исходящая от Христа, произвела в ней действие через простое прикосновение к одежде! Что за прекрасная картина новообращенной души, стоящей пред Богом во всей готовности принимать совершенство, жизнь, праведность и радость, благословенную свободу, да и Самого Господа Христа! На место духовной смерти заступила вечная жизнь, на место человеческой греховности - божественная праведность; отдаленная от Бога душа водворена в непосредственную близость с Ним. Это благословение всякого, как только он воистину обратится, будь он, подобно Лютеру, оказавшимся на краю сомнений и не видящим низги из-за густого мрака и темноты.


Лютер как священник и профессор


Три года провел Лютер в монастыре в Эрфурте, но это время не было потерянным для него. Всеобщее образование его духа, практика его души, обучение еврейскому и греческому языкам - все это, таким образом, было многосторонним воспитанием его для будущего духовного служения Господу. Прежде всего, монастырь явился местом его духовного рождения "от воды и Духа", местом, где он впервые услышал весть об оправдании чрез веру, ту божественную истину, которая явилась основной платформой всего его позднейшего труда.

В 1507 году Лютер был посвящен в священники. Эта торжественность оживила отца Мартина, хотя он не полностью еще примирился с поведением сына. Лютер получил от архиепископа Иеронима из Бранденбурга священническое звание, а с ним и власть "приносить жертвы для живущих и усопших" и, через бормотание некоторых слов, пресный хлеб, или просфору превращать в действительную плоть и кровь Христа. Когда же позднее у Лютера открылись глаза, он устрашился при одном воспоминании этой сцены. Однако все же он не был полностью свободен от представления, в котором можно было бы хлеб и вино вечери воспринимать как действительную кровь и плоть Господню. Хотя благодатью Божьей он был удостоен раскрыть многочисленные языческие обычаи Рима, все же в известной степени слепота удерживала его глаза, так что он не мог познать простые и ясные наставления Священного Писания относительно вечери.

Штаупиц, верный друг и покровитель двадцатипятилетнего Лютера, уготовил ему к этому времени такое положение, в котором он имел возможность умножить свои мощные духовные силы и развить дальше непоколебимость характера. По его распоряжению курфюрст Фридрих предложил молодому священнику взойти на учебную кафедру процветающего университета в Виттенберге. Лютер с радостью отозвался на это предложение и в 1508 году переселился в Виттенберг. Хотя он таким образом стал профессором, но все же не прекращал быть монахом и снимал одну келью в августинском монастыре. Предметы, по которым он должен был читать лекции, были физика и диалектика Аристотеля. Это было неподходящим занятием для человека, алчущего и жаждущего по Слову Божьему. Они не могли дать удовлетворения духу такого человека, как он. Однако здесь нам вновь должно отметить, что этот промежуток времени по вышнему провидению Божьему являлся необходимым для его дальнейшего воспитания. После того, как он ознакомился с жизнью монастыря, он должен был заняться на некоторое время схоластической философией, бесплодной человеческой хитроумной изворотливостью, чтобы таким образом быть в состоянии увидеть мрачные страницы и заблуждения обеих систем, вступить в борьбу с ними, чтобы исторгать человеческие души из их злого влияния.

Лютер с большим усердием приступил к делу на новом поприще. Сильный голос, здоровый естественный стиль его лекций вскоре собрали вокруг него бесчисленное множество студентов. Лекционный зал постоянно был переполнен. Наряду с этим, он, как и прежде, с большим усердием занимался изучением древних языков. Его страстным желанием было пить из самого подлинного источника, и Бог, очи Которого видели сокровеннейшее желание его сердца, устроил путь, на котором он смог получить удовлетворение своим желаниям. Спустя немного месяцев после своего появления в университете, он получил звание бакалавра богословия, которое давало ему право читать лекции по теологии и говорить на библейские темы. Сейчас он чувствовал себя в своей колее, на правильном пути. Настроенный не учить ничему иному, кроме того, чему он сам научен по Слову Божьему, он начал с изложения Псалмов, а затем приступил к Посланию Павла к римлянам.

Вот когда ему очень пригодились усердные занятия в тишине кельи в Эрфурте и Виттенберге. Они придавали его лекциям совершенно иной характер. Он говорил уже не только как красноречивый профессор, но как христианин, испытавший силу проповедуемых им истин на самом себе. Когда он со своими истолкованиями дошел до Рим. 1,17: “Праведный верою жив будет", - в его сердце воссиял свет, далеко превосходящий солнечный. Дух Божий наполнил эти слова светом и силой, как и сердца Лютера для разумения. В аудитории звучал истинно голос Божий об оправдании чрез веру. Он всем своим существом постиг то, что вечная жизнь дается не постами и упражнениями покаяния, но верою. Вся история немецкой Реформации находится в тесной связи с вышеуказанным стихом. В его свете изъяснял Лютер писания Ветхого и Нового Заветов. Его силой и истиной он выставлял лживость папства на Божий свет, полагая конец господству лжи и свершая великую Реформацию. Одиноко стоял он перед всеми власть имущими, да фактически перед всем миром ни с чем иным, как с истиной Божьей под своими ногами, как на незыблемом утесе: "Праведный верою жив будет." Слово Божие есть истина, папство - ложь; одно должно пасть, другое восторжествовать; истина есть бальзам для души, ложь - смертельный яд. Эти основные положения вечной праведности были написаны в сердце Лютера неизгладимым резцом, и какими простыми они ни могли бы казаться, Лютер был укреплен и уполномочен торжествовать над папством, священниками, духовенством, кесарями и королями, подняв высоко над миром знамя победы верою в Господа Иисуса Христа, без дел закона. Великое дело было уже начато, но зачинщик должен был еще осилить некоторые тяжелые лекции.


Лютер в Риме


Из-за некоторых разногласий между августинскими монастырями и генерал-викаром Лютер был послан в Рим, поскольку его считали подходящей кандидатурой представить на решение святейшего отца эти пункты. Это было необходимо для Лютера и было предусмотрено по премудрости Божьей, чтобы он детально познакомился с Римом. Как кротчайший монах с далекого севера, он почитал папу самым святым человеком на земле, а Рим - жилищем святых. Это заблуждение могло быть раскрыто только через его личные наблюдения.

В 1510 году он, босой, с пустыми карманами, пересек Альпы. Пищу и питие он находил в крестьянских дворах, мимо которых проходил, ночлегу же - в бесчисленных монастырях. Но едва он пересек Альпы, его изумленным глазам предстали роскошные здания монастырей, в которых монахи вели праздную, изобилующую, роскошную жизнь. Для бедного монаха это было нечто новое, неслыханное и потрясающее. Но кто может описать его удивление, когда он и в пятницу увидел столы венедиктианцев прогибающимися от обилия отборнейших яств? Он гневно выкрикнул: "Разве вы не знаете, что папа и церковь запрещают подобное?" Как повествуют некоторые, он чуть ли не поплатился жизнью за это дерзкое заявление. Он узнал, что его пребывание среди монахов стало для них тягостным, и оставил монастырь, проходя по раскаленным возвышенностям Ломбардии, достиг Болоньи, где серьезно заболел. Врагу снова удалось смутить его дух при виде приближающейся смерти. Отведя взор от Христа, несчастный больной снова начал заниматься своей греховностью, и, естественно, его сердце переполнилось беспокойством и страхом. Так изнемогал и сражался он долгое время. Наконец, слова, которые так часто не раз ободряли его сердце, водворили в него свет и мир. "Праведный верою жив будет!" - торжествовал он, и этим борьба была закончена, а его перепуганный дух успокоен. С обновленной силой он продолжил свой путь вперед. Миновав Флоренцию, он достиг Апеннинских гор. Жаркое итальянское солнце беспощадно жгло его голову и вызвало у немца, привыкшего к более прохладному климату, немало тяжких стонов. Наконец, на горизонте показался вожделенный город на семи холмах.

Прежде чем мы вступим с Лютером в ворота Рима, мы должны отметить, что хотя истина Евангелия проникла в его сердце, он все же душой и телом оставался еще приверженцем папства. Его почитание папы граничило с языческим поклонением. Рим для него был обителью святости, освященной апостольскими гробами, памятниками святых и кровью бесчисленных мучеников. Однако, увы! Действительный Рим далеко расходился с Римом его фантазии.

Когда он приблизился к стенам города, его сердце начало колотиться в великом благоговении. В глубоком умилении он пал на колени, поднял свои руки к небу и воскликнул: "О, святой Рим! Я приветствую тебя! Благословенный Рим, трижды освященный кровью мучеников!" Так приветствовал он столицу христианства с выражением глубочайшего благоговения и любви. Со святым благоговением вступил он на землю города. Он спешил к святым местам и с напряженным вниманием ловил чудотворные истории и легенды, которые были связаны с ним, все, что он видел и слышал, он воспринимал за чистую монету. Однако это наваждение не могло длиться долго. Нечестие и развращенность итальянских священников были настолько явными, что для него это не могло оставаться втайне. Его сердце сотрясалось пред видом постыднейших дел, которые ему приходилось видеть и слышать ежедневно. Прежде всего его огорчало отвратительное ремесленничество, с которым справляли свои духовные обязанности. Однажды он с несколькими другими священниками проводил мессу, когда он еще был занят первой, один из них крикнул: "Быстрей! Быстрей! Возврати нашей дорогой, Жено, своего Сына!" Он таким богохульным образом превращал просфору в плоть и кровь Господа! Лютер испугался. Подобное бесчинство он считал невозможным.

Именно в Риме Лютер ожидал встретить строгое благоговейное служение религии. Священников он представлял как мужчин с серьезным почтенным выражением лица в простой одежде апостолов, утоляющих жажду от росы небесной, спящих на голой земле, не чурающихся никаких затруднений ради того, чтобы принести людям весть Евангелия. Однако вместо этого он увидел блестящую резиденцию папы, его великолепную свиту, кардиналов, утопающих в роскоши, восседающих на колесницах и конях, украшенных драгоценными камнями, самих в балдахинах с павлиньими перьями, защищающими их от солнечных лучей, великолепные церкви с их богатейшим убранством, священников, - все это было невыносимо для сердца Лютера. Чем был Рим Перуджино, Рафаэля, Микеланжело для простого виттенбергского монаха, преодолевшего сотню миль босым, чтобы найти в нем подкрепление своей вере и углубить свою праведность?

Однако так было велико привитое всем воспитанием суеверие Лютера, что он, несмотря на свои познания Писания и горькие разочарования, которые пришлось ему пережить, в один день благоговейно вступил на так называемую лестницу Пилата (лестница, которая якобы чудесным образом от дома Пилата в Иерусалиме была доставлена в Рим), чтобы осилить ее на коленях и тем самым заслужить индульгенцию, которую папа обещал всем, кто на коленях взойдет на вверх этой лестницы. Однако в то время, когда он был занят этим делом, ему показалось, что он услышал громогласные слова: "Праведной верою жив будет!" Испуганный и постыженный, он поднялся на ноги и поспешно убежал с места своего суеверного сумасбродства.

После того, как он выполнил поручение, с которым его посылали к папе, он навсегда повернулся спиной к развращенному папскому городу. "Прощай, Рим! - воскликнул он. - Всякий желающий вести благочестивую жизнь да покинет тебя! Все в Риме дозволено, кроме одного - быть честным богобоязненным человеком!" Тогда он все еще не думал о том, чтобы оставить римскую церковь, но в Саксонию он возвратился в великом беспокойстве и мучительном смущении.

Вскоре по возвращении в Виттенберг Лютер взял на себя должность доктора теологии по настоятельной просьбе своих друзей и генерала-викара. В то же время его просили проповедовать в августинской церкви. Это открывало ему новый благословенный круг деятельности. Однако Лютер, обеспокоенный ответственностью, связанной с этим, некоторое время противился желанию друзей и медлил занимать такое важное положение. Когда же Штаупиц решительнейшим образом сделал ему замечание и уверил его в том, что это служение вверяет ему Сам Бог, тогда он послушно согласился. Теперь ему была дана свобода в монастырях своего ордена, в церквях и капеллах чисто и истинно проповедовать Евангелие о Христе. Его голос, по утверждению современников, был мощного приятного звучания и имел завораживающе-притягательную силу для слушателей, его манера и жесты были приятны и благородны. Его серьезное и смелое прямодушие в сочетании с редкой вдохновенностью, характеризующей все его доклады, выгодно отличали его от предшественников и современников. Через помазание свыше они несли свежесть и покоряли противников непреодолимой властью. Лютер за последние четыре года приобрел блестящие познания древних языков, он усердно изучил писания Нового Завета и получил твердое убеждение в том, что спасение через веру есть центральное учение Евангелия и что неповрежденное Слово Божие есть единственное средство для восстановления и реформации Церкви.

Начиная с 1512 вплоть до знаменательного 1517 года, Лютер продвигался по пути, на который вступил, решительно и бодро. Громче и громче звучал голос отважного герольда истины, отзываясь в людских сердцах тысячеголосым эхом. Его слава простиралась далеко за пределы Виттенберга и привлекала великое множество студентов в саксонский университет. При всем этом Лютер оставался решительным и кротким. Во всех делах он жаждал одного: делать все верно и угодно Богу, обучал так и избирал такие средства, которые сам вначале и не очень бы желал, чтобы искоренять из людских сердец злоупотребление и суеверие Рима. Однако мы сейчас оставим смелого свидетеля с его славным делом, чтобы обратить наше внимание на состояние дел в церкви, которое привело Иоанна Тецеля с телегой, нагруженной индульгенциями, в окрестности Виттенберга.


Далее: Глава 2-7

Первый папский юбилей. Золотой год. Торговля индульгенциями. Уполномоченный папы Иоганн Тецель. Образец проповедей Тецеля. Лютер публично выступает против Тецеля (1517). Лютер в Гейдельберге. Лютер в Аугсбурге. Лютер в Альтенбурге. Выдающиеся люди шестнадцатого столетия. Лютер и булла проклятия. Лютер и Карл Пятый. Рейхстаг в Вормсе (январь май 1521 года). Вызов Лютера и сопроводительное письмо. Лютер перед рейхстагом. Молитва Лютера. Второе выступление Лютера. Ретроспективный взгляд на выступление Лютера в Вормсе.


Назад: Глава 2-5

Взятие Константинополя. Появление книгопечатания, усовершенствование бумаги. Первая печатная Библия. Борьба Рима против Библии. Непосредственные предтечи Лютера.


Оглавление



© http://www.gbv-dillenburg.org :: Издательство GBV (Благая весть)
Распространение материалов без разрешения издательства запрещено
© www.kerigma.ru :: "Христианские страницы"